• Война В Чечне Video
• Война В Чечне

Русские в Чечне — русское население Чечни, численность которого по переписи населения 2010. Чечня.-14 эпизодов.( Без комментариев ) Издевательство над русским в Чечне Пленные русские.

Правообладатель иллюстрации Elena Afonina/TASS Image caption В День народного единства на главную площадь в Грозном люди выходят преимущественно организованными группами - по районам и институтам Р усских в Чечне, по последним данным, около 1,5%: за последние полвека в процентном соотношении это абсолютный минимум - тридцать лет назад русское население составляло четвер ть от всех жителей республики. Корова Апрелька на заднем дворе и высотки ' Грозный- С ити ', кресты из арматуры на православном кладбище и старая казачья станица - Русская служба Би - би - си отправилась в Чечню и узнала, как живут русские, которые там осталис ь, и что мотивирует людей из других регионов приезжать сюда жить. Из своей длинной, 80-летней жизни уроженка Грозного Клавдия Леонидовна. особенно хорошо помнит, как однажды кормила белого медведя. Дело было на Новой Земле: 'Я там работала в ателье, шила брюки с кантами морских летчиков. Один раз ребята говорят: 'Видишь, вооон'.

Копна стоит, не отличишь от снега. И смотрю: медвежонок к нам бежит.

Так ребята что сделали: меня вытолкали, дверь закрыли и ведро с рыбой оставили. Смеются: 'Корми' - 'Да вы что, а если мать набросится на меня!' Он подошел, я давай его кормить, а у самой мурашки по телу. Потом уж ничего нет в ведре, кричу: 'Открывайте или давайте рыбу еще!' И он когда поел последнюю, пошел к матери. И она уже на таком расстоянии поклонилась, спасибо мне сказала'.

Аккуратная старушка в платке и черной телогрейке встречает нас на лавочке у подъезда своего дома в одном из микрорайонов Грозного. И сразу же извиняется, что на чай сейчас позвать никак не может: только что спустилась пешком с восьмого этажа и обратно идти не готова. Лифт не работает четвертый месяц. 'Деталь какую-то украли, а заменить не могут: она дорогая, стоит восемнадцать тысяч'. Клавдия Леонидовна - одна из 19 тысяч русских, живущих в Чечне (по данным Министерства по нацполитике, внешним связям, печати и информации). Это меньше 1,5% от общего числа жителей, ниже цифра только в Ингушетии.

Статистика еще эффектнее в динамике: в 1970-е русских в Чечне была треть, перед перестройкой - почти 25%. Даже по переписи 2010 года в абсолютных цифрах их насчитали на пять тысяч человек больше, чем сейчас. Об исчезновении русских из Чечни говорит не только статистика, но и сами чеченцы: местный житель, узнав, зачем мы приехали, охотно вспоминает, что в детстве во дворе были и русские, и евреи, и армяне, но на вопрос, много ли у него сейчас русских знакомых, не может назвать ни одного. Image caption Центральное православное кладбище в Грозном - одно из редких мест в городе, где до сих пор можно найти следы войны Клавдия Леонидовна родилась в Грозном в 1937-м. После школы работала в городском ателье мод, шила пальто.

Помнит, как возвращались из депортации чеченцы: 'Злые были на советскую власть'. Дважды выходила замуж за одного и того же мужчину. Ездила в гости к подружке в Архангельскую область, где и произошла памятная встреча с медведем, а в 1962-м отправилась во Владивосток работать поваром на рыболовецких судах. В загранплавание ходила в Японию и доплыла аж до Индонезии - эти годы она вспоминает охотнее всего. В 1977 году приехала домой в отпуск и так и осталась: устроилась на завод 'Красный молот' табельщицей, в 1988 въехала в кооперативный дом неподалеку от ипподрома.

Начало первой чеченской, как рассказывает Клавдия Леонидовна, совпало с днем ее выхода на пенсию: 'Как раз я иду с работы, уже заявление написала, и смотрю: восемь рядов танков, солдаты по нашей улице едут с аэропорта. Думаю: что такое, я не поняла? Никто не объявлял ничего'. В 1996 году ударом по голове убили ее старушку-маму. Мужу на растяжке в том же 1996-м частично оторвало ногу - он прожил до 2002-го, но ходить уже не мог, и Клавдия Леонидовна во время второй кампании бегала в соседний район ему за сигаретами: 'Стреляют, а мы белый материал завяжем или флаг сделаем и идем.

ПРАВА Сборщик мебели имеет право: 3.1. Повышать свою квалификацию. Требовать от своего непосредственного руководителя содействия в исполнении должностных обязанностей и реализации прав.

Окрестности ипподрома сейчас почти центр, квартал 'элитный что ли, как-то так его называют', - поясняет старушка. Когда она заселялась, из соседей '5% было чеченцев, 5% армяне, а остальные все русские'. Сейчас во всем дворе она русская одна: 'Поуехали'. Снимок Грозного в коллекции Элтона Джона 'Самое жуткое - когда ты видишь, что твои соседи собираются. Выходишь на улицу, и там стоит машина, в которую грузят вещи, через два дома тоже грузят - массово люди уезжают', - вспоминает детство 32-летняя Елена Фиткулина. Лена родилась и выросла в Грозном и провела здесь обе войны: родственников в России не было, мужчин в семье тоже, а пожилая бабушка наотрез отказалась покидать город.

Самым сильным воспоминанием стали не сгоревшие дома, не танки и даже не трупы, а безмолвие вокруг: 'Ты выходишь, и как будто в Хиросиме или Чернобыле - ворота все открыты, ни души нет, собак нет, кошек нет - их съели'. Фиткулина - штатный фотокорреспондент ТАСС, ее снимки публиковались в Guardian и New York Times, и один кадр даже хранится в коллекции Элтона Джона. Прежде чем присоединиться к ТАССу, Лена несколько лет сотрудничала с мировыми агентствами и снимала всё: от визита Жерара Депардье в Чечню до пожара в высотке 'Грозный-сити'.

Image caption Купаются в Грозненском море мужчины и женщины раздельно: когда Елена Фиткулина с семьей ездит плавать, мужа одного высаживают на мужском пляже, а дальше они с мамой и свекровью едут на женский Самой памятной съемкой стал пожар в Доме печати 4 декабря 2014 года, когда на город напали боевики. Пожар Лена наблюдала из окошка своей квартиры, а на рассвете решила снять захваченное здание с балкона: 'Вылезаю с телевиком и думаю, ну сейчас какой-нибудь снайпер блик объектива примет за прицел винтовки и снимет меня с этого балкона', - с хохотом рассказывает она. Днем, когда из Дома печати уже 'трупики по частям выносили' (хрупкая блондинка так и говорит: 'трупики'), она пошла снимать пострадавший от атаки центральный рынок и сделала самую известную свою фотографию: сгоревшее черное здание, дым и пар вперемешку, и силуэт человека. Снимок увидел в New York Times и заказал для своей коллекции Элтон Джон.

Гонорар - тысячу долларов - Лена потратила на кухонный гарнитур для мамы. Из того, что Лена рассказывает о своей жизни, складывается впечатление, что с чеченским миром она почти не пересекается. У нее русский муж и русские друзья, оставшиеся с детства. Они встречаются дома и заказывают доставку из ресторанов, а не ходят в кафе, где 'чересчур цивильно'.

Она никогда не ходила в гости на Курбан-Байрам и обычно уезжает из города в главный мусульманский праздник - не потому что не нравится, а потому что грех не воспользоваться длинными выходными. В конце концов, Лена - единственная местная жительница в джинсах, которую мы встретили в Чечне (в республике женщины брюки не носят). Надеть их она решилась благодаря двум обстоятельствам: мы встречаемся в самой туристической точке города, и добиралась она туда на машине. Обычно в брюках по городу она не ходит - слишком много нежелательного внимания: 'Парни будут знакомиться, думать, что, может быть, что-то обломится. Подойти к чеченке с вольностями чеченцы себе не позволят, потому что знают, что им по шее настучат ее родственники, а подойти к русской - это вариант'.

Даже с будущим мужем в 2000-х Лена знакомилась не так, как это принято в Чечне - когда свидания проходят публично, и молодые люди держатся на почтительном расстоянии друг от друга - а по-русски: он приходил в гости, и они играли в 'Денди'. Но частная жизнь заканчивается там, где начинается работа. Приход Фиткулиной в журналистику случился вскоре после подъема религиозности в Чечне на рубеже 2010-х годов. В то время Лена еще ходила в джинсах и даже не думала надевать платок: 'Я очень протестовала против этого: почему я должна? Я русская, не мусульманка'. Сказать журналистке особенно никто ничего не мог, так что поступили иначе - ее просто перестали включать в списки и аккредитовывать на мероприятия с присутствием главы.

Так что, чтобы иметь возможность работать, 'я просто приняла их правила', - будничным тоном объясняет девушка. Теперь она одевается на работу 'больше по-чеченски, чем некоторые чеченки': длинная юбка, длинные рукава, платок. Самой ей это причиняет дискомфорт: 'Ладно бы я пришла в офис на компьютере печатать красивая на каблучках и в платье, а когда ты фотожурналист, бегаешь туда-сюда, работаешь среди мужчин, которых нужно буквально расталкивать локтями. Путаться в длинной юбке и поправлять платок - это нервирует'.

При этом в Москве - Лена трогательно оговаривается 'в России' - она все равно чувствует себя непривычно: 'У меня настолько уже заточено все под местные тонкости, что мне неудобно там. У нас принято, что в двери первым проходит мужчина. Вот я сейчас была в ТАССе с коллегами-журналистами, и у меня срабатывает вот этот винтик: те меня пропускают, а я останавливаюсь их пропускаю.

Они понять не могут, что происходит. У нас девушка не должна касаться парня. В маршрутке передаешь деньги, если мелочь он тебе сдачу отдает - ладонь подставляешь, он ссыпает. Бумажные деньги держишь так, чтобы он не дотронулся до оголенной кожи'. Мусульманин из совхоза Родина 'Обычно мусульмане смотрят на лицо и на руки девушки - все остальное ведь закрыто, - добродушно объясняет Абдулла Сухункулов, - Если у девушки очень нежная кожа на руках, значит и на всем теле у нее кожа очень нежная'. У Абдуллы голубые глаза и русая борода.

Ему 27, и до 20 лет Абдулла был Антоном - имя он сменил вместе с паспортом. Его мать - русская, отец - обрусевший крымский татарин, бросивший семью в 90-е и сбежавший в Москву. Image caption Как объясняет Абдулла Сухункулов, хороший муж по исламу должен кормить и одевать жену, а также лечить ее, если она заболеет К исламу он пришел в девятилетнем возрасте: когда началась вторая военная кампания, мальчика с бабушкой из родного микрорайона, совхоза Родина, отправили прятаться от войны в деревню. Новые друзья совершали намазы и в тяжелое время молились богу, и мальчик не захотел оставаться в стороне, тем более что бабушка, сама православная, к обращению внука в ислам отнеслась спокойно: 'Лишь бы не пил и не курил'. В следующие восемнадцать лет Абдулла ассимилировался настолько, что не только поменял имя и успел поработать пресс-секретарем муфтия Чечни, но и женился на чеченке - случай в республике почти уникальный: чеченцы практически никогда не отдают дочерей за людей другой национальности. Чтобы это произошло, должно совпасть несколько условий, объясняет Абдулла: мужчина должен быть рожден в Чечне, быть мусульманином, знать язык и обычаи.

'И последнее, очень важное, - ты должен быть почитаем в своём селе'. Так что пришлось за Антона-Абдуллу просить старейшинам совхоза Родина. Невесту нашли старшие родственники: подруга мамы рассказала, что у нее есть 17-летняя соседка, очень хорошая девочка, и предложила Абдулле приехать посмотреть. Первая встреча продлилась пять минут: 'В основном говорил я, сразу озвучил свои серьезные намерения. Моим обязательным условием было, что если она выйдет за меня, в день свадьбы она закрывается то есть начинает носить хиджаб - Би-би-си. Я даже сказал, что вижу себя многоженом и в будущем, наверное, возьму вторую жену. Если ты выйдешь за меня, ты готова на это?

Сразу её предупредил'. Через неделю последовала вторая встреча, а еще через две сыграли свадьбу. О такой по современным меркам стремительности Абдулла не жалеет: 'Браки сильными бывают, когда ты женишься именно вот так. А любовь и все такое - она потом приходит.

Лишь бы девчонка была из хорошей семьи, была хозяйкой, у нее были добротные братья и отец'. За два года, что он отработал пресс-секретарём муфтия Чеченской республики, Абдулла неоднократно сталкивался с обращением русских в ислам - только за один год и только в муфтияте это сделали 69 молодых девушек, а общее число обращенных перевалило тогда за сотню. Но на деле новообращенных может быть в разы больше: для того чтобы перейти в ислам, необязательно ехать в мечеть или муфтият, достаточно прочитать шахаду в присутствии свидетеля-мусульманина. Правообладатель иллюстрации Yelena Afonina/TASS Image caption По пятницам Абдулла Сухунулов ходит молиться в мечеть 'Сердце Чечни' Сейчас Абдулла работает копирайтером и гидом - возит туристов по Грозному и Чечне. Играл в футбол, пока не повредил коленку.

Болеет за 'Реал-Мадрид'. Живет вся семья - и молодая жена, и двое сыновей - строго по исламу: молитвы, благочестие, одобряемые религией занятия. И, возможно, даже более строго, чем сами чеченцы. 'У нас же очень развиты ранние браки в Чечне, и последнее время участились разводы, - объясняет Абдулла, - Потому что молодые - они горячие, после первой ссоры отправляют жену домой, потом начинаются распри'. Вина за разводы, по мнению Абдуллы, чаще лежит на мужчине: 'Обычно по исламу, когда жена что-то нарушает, ей говорят словесно.

Если второй раз она нарушила какой-то закон, с ней не разделяют ложе. В третий раз её можно легонько побить плеткой, не руками, не кулаками, а плеткой по мягкому месту. И в четвертый раз ее отправят домой для профилактической беседы. Вот так в исламе заведено. Многие наши парни горячие к этому не прибегают, сразу домой отправляют.

Я более хладнокровен в этих вопросах'. Впрочем, излагает все это молодой человек теоретически - сам он, по его словам, жену не бил и бить не собирается: 'Моего одного недовольного взгляда хватает'. Новые знакомые удивляются, когда мужчина признается, что он не чеченец и когда-то его звали Антоном. Два года назад мать Абдуллы, замдиректора по безопасности в одном из грозненских лицеев, тоже приняла ислам.

'Всё-таки сын мусульманин, внуки будут расти в исламе, - объясняет Абдулла. Она хорошая женщина, добропорядочная, ей ничего не оставалось, кроме как совершать пять раз молитвы в день'. 'Хорошо, не побили в первый день' Православный храм в центре станицы Наурской стоит впритык к территории местного РОВД. Глухая церковная стена даже повыше участковой. Настоятель отец Амвросий жалуется на глазомер: 'У меня всегда были проблемы: я не могу, когда говорят там комната 5х7, оценить и представить. Когда обсуждали забор, я прикинул - ну я ростом два метра, еще чуть выше - это метра три, значит, надо четыре метра.

Говорю рабочим, а они: 'Батюшка, это ж Великая китайская стена будет'. В итоге договорились примерно на двух с половиной метрах. 'Я, конечно, поворчал для порядка, мол, кирпича вам жалко что ли, но в итоге вышел нормальный забор'. Image caption Благочинный Наурского района отец Амвросий до открытия новой церкви служил в старом храме без купола, переделанном из клуба Кирпича в самом деле не жалели: спонсора для строительства храма нашел Рамзан Кадыров - им стал Игорь Алтушкин из 'Русской медной компании'. Семь видов гранита, мрамор, кирпич и даже иконостас ехали в чеченскую станицу Наурская из Екатеринбурга.

К делу подошли с размахом: полы сделали с подогревом, и люстру по каталогу выбрали самую крупную. 'Привезли люстру, которая для храмов высотой 55 метров, а тут всего около 30.

Я захожу в церковь, а она как елка на полу стоит'. Пришлось рабочим исхитряться и под размеры храма крепление подгонять. На открытие церкви в 2016 году приезжал глава Чечни.

Церковь Рождества Христова - один из двух православных храмов в республике (первый в Грозном). Наурский район исторически считается казачьим - в состав Чечни он попал только в 1957 году. Согласно переписи 1959 года, русских здесь было больше 80%.

В 2010 году их насчитали около четырех тысяч, то есть 8%, что в пять раза больше, чем в среднем по республике. В самой станице русских всего пятьсот человек, прихожан из них до сотни.

Пожилых нет - по рассказам священника, их во время военных кампаний увозили в первую очередь: 'У пенсионера есть пенсия, то есть приехали на новое место жительства, еще ничего нет, а пенсионер уже деньги получает'. Паства почти вся трудоустроена: работают учителями, врачами, бухгалтерами, а 'молодежь вся в полиции'. До приехавшего из Ставрополя восемь лет назад монаха отца Амвросия священники в Науре не задерживались: срок службы составлял от трех месяцев до года. Объясняет отец Амвросий это спецификой региона: 'С моим предшественником я общался, он очень свободолюбивый был. У них был случай: они с матушкой пошли на рынок, он в шортах, матушка в кофточке с большим вырезом сзади. Естественно, это было воспринято как бомба какая-то. Здесь в шортах не ходит никто, это табу строжайшее.

Им замечания стали делать, очень ему это не понравилось'. В 1990-х была пара лет, когда настоятеля в Науре и вовсе не было.

Это вообще было для православных священников в Чечне непростое время - батюшек похищали и убивали. Амвросий вспоминает об отце Анатолии Чистоусове, похищенном и расстрелянном, и других случаях. На вопрос, не бывает ли сейчас каких-то трений с чеченским населением, батюшка невозмутимо отвечает: 'Ну я же пешком сюда пришел'. Но традиция при этом не прерывалась: певчие, зная устав, совершали службу без священника - просто исполняли свою часть реплик. Сейчас в церкви Амвросий служит один - живого звонаря, который мог бы управляться с колоколами, у него нет. Зато есть 'автономный звонарь' - механизм, который приводит колокола в действие без помощи человека. 'У меня в телефоне записан контакт 'Колокольня'.

Я во время службы на неё звоню, перевожу в тональный режим и выбираю мелодию, их больше пятидесяти. А потом, когда надо закончить, нажимаю решётку'. Правообладатель иллюстрации TASS Image caption Храм Михаила Архангела в Грозном был полностью разрушен во время военных кампаний и восстановлен в середине 2000-х. Четыре иконы из него хранятся в Науре Наурский район - территория Терско-Сунженского казачества, что накладывает отпечаток на паству, которая от ставропольской, по словам отца Амвросия, отличается разительно: гордая и без лже-смирения. 'Помню, первую службу служили в старом храме.

А я ж только переезжал, вещи свои из машины брал, преклонился, и мантия у меня запачкалась о край машины немножко. После службы ко мне подходит одна казачка, говорит: 'Батюшка, вы наше лицо, - показывает мне на мою мантию, - если не можете сами постирать, отдайте нам, и мы постираем'. Я думаю: ничего себе, хорошо хоть не побили меня в первый день'. Живет священник в бывшем одноэтажном административном здании - от длинного коридора, где раньше сидели очереди, по обе стороны отходят комнаты-кабинеты. Правда, начинка совсем не административная: кругом портреты церковных иерархов, на стуле растянулась серая вислоухая кошечка по имени Мышка, а заокном цветет розовый сад: заваривая чай, отец Амвросий срезает бутон чайной розы и нарезает лепестки в чайник.

Единственный диссонанс с идиллией обнаруживается в уборной - на стиральной машине лежит книга 'Противодействие информационному экстремизму в межнациональной среде. Гендерный аспект'. 'Я обычно такие книги дома не держу, но так как надо готовиться к конференции, приходится. А где их еще читать?' - объясняет священник.

Амвросий - член общественной палаты и двух профильных комитетов при чеченских министерствах. Он входит и в этнический консультативный совет при Рамзане Кадырове.

О своей общественной работе отец Амвросий за чаем рассказывает сдержанно: мол, национальные ансамбли опекает да возлагает к памятникам цветы. Но на деле он участвует и в куда более зрелищных мероприятиях - например, вместе с председателем парламента Чечни Магомедом Даудовым и Хирургом из 'Ночных волков' на митинге в поддержку Кадырова в январе 2016 года, где чеченская полиция насчитала миллион человек (население всей республики всего около миллиона четыресот тысяч). Монах зачитывал послание Махачкалинского епископа. Начиналось оно со слов: 'Ваше превосходительство Глава Чеченской Республики Рамзан Ахматович Кадыров'. На вопрос, нравится ли ему общественные обязанности, священник уклончиво отвечает: 'Периодами. Иногда да, иногда нет' - и переходит к рассуждению о том, что человеку верующему категориями 'хочется - не хочется' вовсе не подобает мыслить.

'Вся надежда только на скотину' Ольга Владимировна. и Александр Викторович. в наурскую церковь не ездят. 'Но нас и не звал туда никто. Нас как будто забыли здесь, они даже тут не рекламируют'. Супруги живут на окраине одной из станиц Наурского района у самого Терека в деревенском доме из двух комнат: спальни, стены которой увешаны коврами, и кухни, прямо на полу которой стоит небольшая буржуйка.

Другого отопления в доме нет. На полу сложены огромные мешки с рисом и мукой - соседи-чеченцы приносят подарки, когда у них кто-то умирает. Туалет на улице, ходить туда надо с фонариком. Image caption Супруги из станицы в Наурском районе ездят к детям только одним днем - иначе не на кого оставить хозяйство. Подвозит их обычно сосед-чеченец Ольга Владимировна родилась в Ленинграде, но уже в молодости приехала в Чечню на практику - работала дежурной на железнодорожной станции. Здесь же она познакомилась с будущим мужем.

У пары двое сыновей, оба они уехали из Чечни - один в Краснодар, другой в Ставропольский край. Дети родились во время войны, которую супруги встретили здесь же: 'В подвале с детьми сидели'. Поверх двора шла перестрелка: войска стояли за станицей и стреляли через Терек в сторону Грозного.

До войны в станице жили в основном русские. 'Но когда начался бардак, все стали уезжать.

Ко второй уже все уехали', - вспоминает Ольга. Одна из причин, которая держала и держит семью в Чечне - это обширное хозяйство. Жизнь супругов полностью зависит от двора: нам с гордостью представляют корову Апрельку, телка Зорьку, барана Боню, кролика-производителя Василия с сонмом крольчих, кур, уток, индюков и даже пять рыжих кошек, которые берегут дом от мышей. 'У нас вся надежда только на этот скот, если честно сказать', - признается Александр. Дом Александра и Ольги - один из немногих в станице, где есть маленькая цепная собака, которых мусульмане не любят. 'Раньше шкодили чеченцы, лазили воровали, когда беспредел был.

И кроликов у русских таскали. И собак травили. Без собаки никак, она нам как дверной звонок', - объясняет женщина. В этот момент пес на улице заливается лаем: сосед-чеченец зашел узнать, как лучше разводить кроликов. Александра Викторовича нет несколько минут, после он возвращается в легком раздражении: 'Я ему объясняю: ты самку к нам принеси. Где это видано, чтобы с самцом к самке идти?'

Кролик Василий - одно из немногих животных, которому, в ближайшее время ничего не грозит. Остальных рано или поздно отправят под нож - даром хлеб в семье не ест никто. 'Выхожу во двор, посмотрю на него, выбираю, кого зарезать не жалко. Вообще жалко, конечно, но что делать, не будешь их всю жизнь кормить'. В семье, говорит Александр, есть проблема 'с валютой'. Фактически супруги живут за счет натурального хозяйства и бартера: например, Зорьку скоро обменяют на зерно и сено для его матери Апрельки.

Александр всю жизнь проработал комбайнером в соседнем колхозе, однако почти десять лет назад потерял работу и теперь занимается только хозяйством. 'Колхоз всю войну проработал, а при Медведеве взяли и разогнали. Приехали из Грозного, сказали, что колхоза вашего больше нет. Трудовые книжки выдали, комбайны на металлолом увезли, деньги в карманы попрятали', - сокрушается Александр. Ольга Владимировна работала в детском саду, но после войны его закрыли. Женщина десять лет стояла на трудовой бирже, пока не получила работу на местной почте с зарплатой 2,5 тысячи рублей в месяц.

Так что теперь она думает написать новому главе 'Почты России': 'Попрошу, чтобы почтальонам зарплату прибавили. Слышали, предыдущий себе 95 миллионов? А то никто же не спросит, а люди здесь, блин, за чашку супа работают'. С соседями-чеченцами супруги общаются, вместе отмечают праздники, а Александр Викторович даже иногда выпивает: 'Все пьют, на самом деле. И в карты играем - зовут, чтобы никто не видел'.

По воспоминаниям супругов, жители станицы не были религиозными до войны: 'Мечеть в селе построили уже при младшем Кадырове'. Ольга Владимировна платок надевать не стала: 'Да и кто меня заставит?' Ольга и ее муж заметно скучают по временам СССР, на выборах голосуют за КПРФ и уверяют, что эти чувства разделяют и соседи. 'Раньше работа была, раньше был клуб, который уже тридцать лет закрыт. Скучная жизнь. В мои годы молодежь была!

Встречались - и драка стенка на стенку. И цепи были, и арматура. Мы за территории дрались. Ну сейчас это смешно. А теперь - куда хочешь ходи, никто и не спросит, куда.

Мы и двери не закрываем'. Неожиданно Александр грустнеет и говорит: 'Если вам интересно, какая у нас проблема - у нас проблема одна. Не дай бог кто умрет. Хоронить некому. Нас двое здесь из мужиков, третий умер.

Теперь проблема, если кто умрет - из соседних станиц звать придется'. 'Сюрприз для Рамзана' Но и есть русские, которые в Чечню приезжают.

Последние годы глава республики неоднократно в своем инстаграме заявлял, что там всегда рады русским специалистам. Владимир Хлебников, главный дирижер симфонического оркестра Чечни, переехал в Грозный шесть лет назад. Дирижер уважаемый человек в республике, но проблемы у него такие же, как у старушки Клавдии Леонидовны. В здании Государственного русского драмтеатра имени Лермонтова тоже несколько месяцев не работает лифт. 'Там с деталью что-то', - объясняет Хлебников. 66-летний дирижер легко поднимается на пятый этаж и смеется над тем, что нам приходится перевести дух на лестничной площадке. На стенах его кабинета два портрета - Рамзана Кадырова и его отца Ахмата-Хаджи.

Правообладатель иллюстрации Коллаж Русской службы Би-би-си/BBC Image caption Специально для детей в Чечне дирижер Валерий Хлебников придумал большой проект ”путеводитель по оркестру” - во время программы слушателям дают послушать каждый инструмент по отдельности Выпускник Ленинградской консерватории по классу гобоя в 90-е занялся дирижированием и уже в 2002 году возглавил Национальный симфонический оркестр Алании. Шесть лет назад дирижера пригласили в Чечню - восстанавливать традиции. 'Целое поколение выросло, не имея никакого отношения к классической музыке. Мы, конечно, столкнулись с некоторыми сложностями, для преодоления которых меня и пригласили', - рассказывает Хлебников.

Сложности были вот какие: в 2011 году 'здесь не было ни одного человека, который бы играл на инструменте, который находится в составе симфонического оркестра. Вообще ни одного'. Сейчас в оркестре есть русские, украинцы, армяне, однако ни одного чеченского музыканта, и по оценке самого дирижера, появятся они не скоро: на воспитание нового поколения потребуется не меньше десяти лет. Его приходится буквально выращивать: специально для этого дирижер создал детский симфонический оркестр.

Утрачены были не только кадры, но и сама привычка слушать классическую музыку. Хлебников признается, что в начале работы в Чечне его главной задачей было убедить людей, что им вообще нужно ходить на концерты симфонического оркестра. Поэтому начали с аранжировок чеченской народной музыки и популярной классики, 'то, что, грубо говоря, есть у каждого в телефоне': 'Маленькая ночная серенада» Моцарта, 'Шутка' Баха, отрывки из балетов Чайковского и другие классические шлягеры. Сейчас в репертуаре - Григ, Равель и Вивальди. На оснащение оркестра руководство Чечни не скупилось: 'Купили два автобуса, купили костюмы, миллионы потратили на инструменты, какими не может похвастаться, наверное, ни один оркестр в России кроме Валеры Гергиева.

Купили концертный рояль, пюпитры, ноты, все аксессуары, канифоли, трости - все'. Рамзан Кадыров концерты оркестра посещает регулярно, с гордостью рассказывает Хлебников: 'Сидит, аплодирует. Иногда, говорят, у него даже слезки появляются на глазах - мне так говорили, сам я не знаю'. Специально для главы Чечни Хлебников сочинил пьесу: 'Я однажды заметил, что он когда-то давал интервью под мелодию из кинофильма 'Ромео и Джульетта' Нино Рота знаменитую. Потом он безумно любит 'Грозу' Вивальди. И чеченская музыка.

И я соединил эти три мелодии, мы сделали одно большое произведение - он был в совершенном восторге'. Названия для пьесы дирижер пока не выбрал, но рабочий вариант звучит как 'Сюрприз для Рамзана'.

Война В Чечне Video

Кадыров тоже любит сюрпризы. Не так давно он подарил Хлебникову квартиру, причем эффектно - вышел прямо на сцену и вручил ключи. Теперь Хлебников живет в центре Грозного и пользуется большим уважением местных жителей: 'Идешь по улице, останавливается автомобиль, маэстро, давайте подвезу вас!' На рынке бесплатно предлагают продукты. На вопрос, были ли трудности в культурном и бытовом плане, дирижер ответить затрудняется: 'Мне сложно говорить, потому что я как бы штучный товар, ко мне особое отношение. Может быть, некоторые моменты, которые касаются других - меня не касаются'.

Общается дирижер и с другими чиновниками, например, с замминистра МВД Апты Алаудиновым - мужчины ходят по ресторанам и много говорят о религии и классической музыке. 'В Ростове я с трудом представляю, что начальник полиции попросит что-нибудь рассказать о Моцарте.

А он просит'. (Имя Алаудинова чаще в СМИ не в связи с Моцартом, а в несколько контекстах.) 'Живое доказательство, что в Чечне жить можно' Замминистра Чеченской республики по национальной политике Екатерина Курашева тоже русская. Несмотря на профильную должность, она утверждает, что ей 'странно, когда люди спрашивают друг друга о национальности'.

Курашева приехала в Чечню, по ее собственной шуточной формулировке, 'из инстаграма'. В марте 2013 года, когда глава республики только завел аккаунт, она оставила ему комментарий с вопросом, мол, как там у вас все на самом деле, в ответ Кадыров пригласил Курашеву в гости. В первый же вечер он устроил сюрприз - сам на машине повез кататься и показывать город. Всего девушка провела в республике четыре дня - она красноречиво оговаривает, что 'не была ограничена в своих передвижениях, меня никто не сопровождал'.

Правообладатель иллюстрации Коллаж Русской службы Би-би-си/BBC Image caption Замминистра Чечни по национальной политике, внешним связям, печати и информации Екатерина Курашева считает, что на протяжении долгих лет СМИ раздували плохие новости о Чечне - 'позитив продается хуже' В конце поездки глава Чечни неожиданно для Курашевой пригласил ее присоединиться к команде и переехать в Грозный работать в правительстве. К этому моменту Курашева находилась 'между работодателями' - она успела поработать на руководящих должностях в швейцарской управляющей компании Herculis Partners и в банке 'Уралсиб'. Близкие решение поддержали, так что единственное, что держало девушку без мужа и детей в Москве, - две маленькие собачки, которых она перепоручила родителям: 'Я могла бы их взять с собой, но это противоречит местным традициям - здесь собак в квартире не держат'.

Курашева - светло-русая, но теперь узнать это можно только по старым фотографиям: весной этого года девушка приняла ислам, поэтому волосы скрывает под платком (его она начала носить еще до обращения, два года назад). Впрочем, даже в платке 38-летняя чиновница выглядит по-столичному: у нее идеальный маникюр и очки с логотипом DG. Разговор идет в суши-баре с видом на мечеть и главную площадь.

В министерстве Курашева уже почти пять лет. Прежде чем заняться нацполитикой, она курировала разбор обращений к Кадырову (например, в том же 'Инстаграме') и курировала средства массовой информации: 'Давайте без иллюзий - любое СМИ - это рупор, средство пропаганды в той или иной степени. У нас государственные СМИ, и они занимаются поддержкой политики, проводимой главой региона, занимают активную позицию в медийных конфликтах, связанных с попытками оклеветать Чечню и чеченцев'. В молодом поколении нужно воспитывать правильное отношение к истории, к прошлому, к президенту, прививать любовь к стране. Про руководство республикой она объясняет: 'Говорят о жестком управлении? А вы знаете мягких успешных руководителей?'

Портреты и цитаты из обоих Кадыровых, по словам Курашевой, появляются на стенах домов благодаря активной поддержке самих чеченцев, без принуждения и насилия. 'Хотите, я сейчас подсяду за любой соседний столик и спрошу, что ты думаешь об Ахмате-Хаджи? - вдруг предлагает замминистра печати Чеченской республики.

Люди будут полтора часа рассказывать, какой это великий человек!' Курашева живет в служебной квартире в высотке 'Грозный-сити' и ездит на машине с номерами КРА - по инициалам главы республики. По словам замминистра, никакой привилегии это не дает. Сам Кадыров, впрочем, (на чеченском) иное: 'Если у человека есть номер КРА, значит ему за что-то дали эти номера, за какие-то поступки, подвиги Чтобы смог поехать, приехать быстро, когда его позовут, чтобы не останавливали'.

О лидере республики Курашева говорит с легким придыханием: 'У него невероятная энергетика, наполненная верой во Всевышнего и любовью к своей родине. Общение с ним заряжает настолько, что порой невозможно уснуть, если встреча состоялась вечером'. Единственное, чего не хватает в Чечне, по ее словам, так это снега: когда впервые попала в местные горы, от радости прыгала с капота в сугроб. Кроме снега в республике все необходимое есть. Разговор Курашева закругляет фразой: 'Я могу быть живым доказательством, что в Чечне жить можно'.

'Годы летят, фамилии не спрашивают' Сгорбленная старушка ходит, не снимая верхней одежды, по комнате в пункте временного пребывания. Замка в двери нет - на его месте дыра. Комната очень маленькая и очень бедная. На кровати вместо покрывала старое одеяло. Каждое утро Аглая Дмитриевна. застилает кровать, складывает подушки горкой, прислоняет к ним фотографии родных и плачет. Image caption Одиноким старикам в Грозном раньше помогал Международный Красный крест, а теперь волонтеры Аглае Дмитриевне 88 лет.

'Годы летят, фамилии не спрашивают', - бормочет старушка. Как давно она живет в общежитии, ответить не может.

Рассказывает, что родилась и всю жизнь провела в Грозном, работала на заводе. У нее вроде бы есть сын и дочь, но где они, неизвестно. Сын когда-то уехал во Владивосток, а дочка как будто в Москве: 'Генерал забрал на всю жизнь, начальником милиции будет у него, не скоро приедет'. Но на черно-белой фотографии дочери на обороте надпись '21 год, 1971' - это значит, что сейчас женщине должно быть уже 67 лет. Старушка перебирает снимки. Брат в военной форме. Дочь с внучкой.

Подруга 'самая дорогая моя'. Домашние дни рождения, свадьбы, прогулки. В какой-то момент рассказ становится совсем сбивчивым и путаным: 'Это дочка, это зять, это зятя жена'.

Групповой снимок, на руках у мужчины смешной рыжий кот. 'Не надоела я вам?' Женщины на фоне полностью разрушенного здания, на обороте надпись '2001'. Для того чтобы перебрать всю пачку, хватает двадцати минут. 'А так у меня больше нет ничего и никого'. Как объясняет Юлия Орлова, соосновательница благотворительной инициативы 'Свои чужие', одна из главных проблем русских стариков в Чечне - тотальное одиночество и разобщенность: 'В 90-е дети уезжали, а старички оставались охранять квартиры, потому что иначе их просто занимали другие люди. Они пережили все это насилие, видели взрывы, оторванные руки и ноги, боевиков.

Для чеченцев это тоже была трагедия, но они живут семьями, в сообществе, в своей культуре. А русские старички остались в основном одни, родственники где-то далеко или умерли, и никакой отдушины'. Image caption Русских стариков иногда можно увидеть в Грозном на рынке - они приходят распродавать вещи Похожим образом выглядит и квартира Клавдии Леонидовны: бетонные стены без следа обоев, разваливающийся полированный шкаф и аккуратная бедность. И словно для контраста - тот самый 'элитный', завораживающий вид на город: с восьмого этажа столица Чечни видна как на ладони, включая высотки 'Грозный-Сити' на горизонте. Клавдия Леонидовна заваривает кипятком дешевый растворимый кофе из одноразового пакетика и дает нам ржавый консервный нож с просьбой открыть вареную сгущенку. Мы несколько минут неуклюже тыркаемся с ножом, после чего 80-летняя старушка забирает банку обратно и справляется сама в два счета. Светская беседа - о том, что Каспий и Черное не чета холодным северным морям - быстро сворачивает на рассказы о том, как убили маму в 1996-м.

Клавдия Леонидовна уверена, что это сделал сосед-чеченец, чья семья сразу же после этого захватила и въехала в мамин дом - женщина жила в Грозном в частном секторе. Документы на дом пропали тогда же, так что доказать теперь ничего невозможно.

'Я куда только не писала с просьбой расследовать, и Кадырову, и Путину - последний раз в 2014 году'. Уже после второй войны Клавдия Леонидовна добивалась, чтобы открыли уголовное дело, приходил следователь, сказал, что нужно эксгумировать тело, но все уперлось в невозможность отыскать могилу: 'Дорогу хорошо помню: по аллее прямо и на пятой дорожке направо, а отыскать все равно не могу'. Клавдия Леонидовна верит, что это потому, что мамина душа до сих пор ходит вокруг своего бывшего дома и не дает чеченцам там ничего строить.

На огромном и стоящем на отшибе Центральном православном кладбище Грозного могилу и безо всякой мистики отыскать крайне сложно - оно в крайнем запустении. Первый ряд - разбитые, ржавые, упавшие надгробия и примитивные, сваренные из арматуры кресты. Дальше начинается чаща: симбиозом деревьев, крестов и оградок кладбище напоминает Ангкор-Ват, древний храмовый комплекс в Камбодже. Все собеседники нас от попыток прогуляться по аллеям вглубь кладбища отговаривали: во-первых, змеи, во-вторых, 'мало ли что'. Последнее, вероятно, относится к потенциальным вандалам, на которых местные жители несколько лет назад в правозащитный центр 'Мемориал'.

В Грозном есть службы, которые с помощью GPS ищут могилы на православном кладбище на основе: цены начинаются от трех тысяч рублей, для тех, кто не желает приезжать, могут выслать отчет об обустройстве надгробия дистанционно. У въезда на одну из аллей в машине дежурит молодой мужчина из организации 'Наш дом - город Грозный', тоже помогающей искать могилы. Создатель организации, чиновник Сайпуддин Гучигов в интервью о русских: 'Очень мало людей возвращается. Можно сказать, что это единицы, к сожалению'. В какой-то момент после смерти мамы, рассказывает Клавдия Леонидовна, ей приснился сон. Как будто встает она ночью и выходит в коридор, под ногами крутится ее собачка, а на стене красным проступают буквы: 'Доченька, уезжай отсюда. Ничего хорошего тут не будет'.

Война В Чечне

Она осталась.Имена людей, отмеченные звездочкой, изменены.